Земля любви, народов земля святая,
Ты как озеро мрака, в забытье без срока,
от морзящих вихрей черным льдом зарастая,
молча в себе замкнулась, погребенная роком.
Фрагментом стихотворения Кшиштофа Камиля Бачиньского «Земля» в переводе Натальи Астафьевой мы начинаем беседу об этом необыкновенном поэте, погибшем в Варшавском восстании. 22 января 2021 года исполняется 100 лет со дня его рождения. В честь этой годовщины Сейм объявил нынешний год Годом Кшиштофа Камиля Бачиньского. У нас на связи историк из Музея Варшавского восстания, кандидат наук Шимон Недзеля (dr Szymon Niedziela).
- Кшиштофа Камиля Бачиньского относят к «поколению Колумбов». Что подразумевает это определение, на кого распространяется?
Шимон Недзеля: Конечно, на молодых поэтов, но не только поэтов, а на молодых представителей других областей деятельности, которые росли во II Речи Посполитой, то есть, рожденных уже в независимой Польше. Прежде всего, их отличает именно то, что после 123-х лет разделов первое поколение 1920, 1921, 1922 года рождения начало жить в суверенном государстве. На них было обращено внимание всего народа, потому что они должны были строить будущее Польше. Все надеялись, что им уже не надо будет бороться в восстаниях, сражаться с Пруссией, Австрией, большевистской Россией, а развивать независимую страну, которая уже никогда не будет у них отобрана. То есть, они должны были «плыть» свободно, как плыл Колумб. Но им было этого не дано... Потому что в 1939 году им пришлось отложить свои дела, в данном случае, отложить перо, которое служило для создания стихов, взять в руки оружие и снова восстать на борьбу. Они переставали быть людьми искусства, поэтами, а становились солдатами. Не «доплыли» туда, куда собирались. Пользуясь этой метафорой, я напомню историю XV века. Целью плавания Колумба было проложить новый путь в Индию, но он доплыл до Америки, то есть, не туда, куда планировал. Несколько сложная метафора, но так можно ее объяснить: это поколение «плыло» к уже навсегда независимой Польши, которой собиралось посвятить не свою жизнь, а свой труд и патриотизм, уже не такой романтический, а более позитивистский.
- Кшиштоф Камиль Бачиньский был многогранно одаренным человеком. А что с формировало его как творческую личность?
Шимон Недзеля: Вы верно отметили, что он обладал не только литературными способностями, поэтическими, но был также замечательным рисовальщиком. Надо признать, что в школе Бачиньский не получал хороших оценок по общим предметам, зато отличался на уроках рисования. Поэтому он хотел поступать в Академию художеств. А что его сформировало как поэта? У него было идиллическое детство, он воспитывался в освобожденной Польше, в зажиточной семье, и мог целиком посвятить себя поэзии как инструменту выражения красоты, любви, высоких чувств, этического кодекса. Но потом началась война, и Бачиньский переживает крах мечтаний, немецкая оккупация для него - это всеобъемлющая катастрофа. Мир, в который он «плыл», сгорел на его глазах. Снова возвращается война со своей жестокостью и обязанностью убивать врага во имя защиты идеалов и ценностей своей страны. Но это поколение хотело строить жизнь, творить добро. Поэтому для таких людей, как Бачиньский и для многих другие, кроме патриотической обязанности, от которой они никогда не отказывались, была этическая дилемма. Они должны были убивать, но этого не хотели. И в стихотворении «Элегия о польском парне» есть такая строчка: «Пуля так тебя настигла, сердце ли разорвалось?». Лирический герой как бы говорит нам, что это поколение гибнет не только потому, что немцы в них стреляют, а потому, что их мир без войны, уничтожения, убийства был всего лишь иллюзией. И вот вернулась жестокая реальность... В поэзии Бачиньского наряду с прекрасной любовной лирикой, посвященной его невесте, а потом жене Барбаре Драпчиньской, мы видим этот катастрофизм, то, что можно назвать свершившимся Апокалипсисом, потому что он как поэт этот Апокалипсис познал.
- Кшиштоф Камиль Бачиньский погиб во время Варшавского восстания. Как Музей Варшавского восстания хранит память о нем?
Шимон Недзеля: С 2004 года, с самого начала существования Музея Варшавского восстания, на верхнем полуэтаже действует зал, посвященный поэтам периода оккупации и Варшавского восстания, в том числе Кшиштофу Камилю Бачиньскому. В наших собраниях есть его поэзия, его рисунки. Но мы хотим подчеркнуть, что он был не только поэтом. Он был солдатом, воином. Прежде всего, солдатом духом, не телом, потому что у него было слабое здоровье - астма, больное серце, предраспроложенность к туберкулезу. У него не было сил даже носить рюкзак. Командиры говорили ему: «Ты не можешь воевать». Также известный литературный критик Казимеж Выка, который видел в Бачинськом очередного поэта-пророка, говорил ему, что он гений, что он должен выжить, чтобы писать стихи, что народ нуждается в нем, как в поэте, не в мученнике, который лежит в могиле под крестом. Бачиньский на это ответил: «Вы знаете мои стихи, но не знаете моей души, моего сердца. Я должен воевать». Потому что он воспитывался в такой семье - его отец Станислав Бачиньский родом из Львова, участвовал в польско-большевистской войне, в третьем Силезском восстании, и Кшиштоф Камиль впитал в себя этот дух патриотизма. Он погиб, как солдат, 4 сентября 1944 года, убитый немецким снайпером, стрелявшим с крыши Театра «Вельки».
- Несмотря на обстоятельства создания, поэзия Кшиштофа Камиля Бачиньского универсальна, и волнует по сей день, не так ли?
Шимон Недзеля: Его поэзию после войны очень популяризировала, к примеру, Эва Демарчик. Эти стихи стали текстом для ее замечательных песен. Но также недавно, по инициативе Музея Варшавского восстания был издан диск группой Mela Koteluk & Kwadrofonik с песнями на стихи Бачиньского. Хочу подчеркнуть, что Кшиштоф Камиль Бачиньский в Польше - фигура символическая. Не знаю никого, кто не чтил бы его память, на его могиле на варшавском военном кладбище Повонзки всегда лежат свежие цветы и горит лампада. Спустя уже много лет после его гибели он по-прежнему с нами, среди нас. И дает пример тому, как человек, который мог стать поэтом-пророком, на первое место поставил императив деятельной борьбы. Да, ему было трудно осознанно отложить перо, которым он мог записывать гекзаметры не хуже Мицкевича, взять в руки штык, оружие, и пойти , как он писал в своем стихотворении «наклонившись, с автоматом».
Автор передачи: Ирина Завиша
