Американский журналист и комментатор Такер Карлсон — на протяжении многих лет одна из самых громких фигур телеканала Fox News — вновь оказался в центре спора о границах свободы слова, пропаганде и влиянии Кремля в западном мире.
В своём последнем выступлении на российском телевидении Карлсон назвал Путина «самым популярным политиком в мире», заявил, что Украина и её европейские союзники «не способны победить Россию», а сами украинцы «вскоре перестанут существовать как нация».
К этому он добавил теорию заговора о том, что власти в Киеве якобы планируют заменить уничтоженное войной мужское население мигрантами из «Третьего мира». Звучит как типичный набор тезисов российской пропаганды — и во многом именно так оно и есть.
Но чтобы понять, почему Карлсон говорит то, что говорит, нужно рассмотреть не только факты, но и его мотивы, а также более широкий контекст американских медиа.
Между фактами и фикцией
«Популярность Путина»
Карлсон утверждает, что Путин — «самый популярный лидер в мире». Согласно независимым данным, это просто неправда. В исследовании Pew Research Center 2025 года 79% респондентов из 25 стран оценили Россию негативно, а 84% выразили недоверие к Путину.
Да, внутри России его рейтинги высоки (хотя, местным опросам не стоит полностью доверять), но в мировом масштабе картина противоположная. Говорить о «величайшей популярности» — это манипуляция, смешивающая внутреннюю поддержку с глобальной известностью.
«Украина обречена на поражение»
Карлсон утверждает, что Украина и Запад не имеют шансов, а «украинцы перестанут существовать». Это фаталистический тезис, не подтверждённый военной аналитикой. Война развивается с переменным успехом, а исход зависит от поставок оружия, морального духа, политических решений и логистики.
Ни эксперты НАТО, ни украинское командование не подтверждают «неизбежность» падения государства. Это психологическая, а не аналитическая риторика — её цель не информировать, а деморализовать.
«Замена» украинцев мигрантами»
Это классическая теория заговора из круга так называемой great replacement theory — мифа о «замене населения». Нет никаких доказательств существования плана по завозу мигрантов, чтобы «заменить» погибших на войне мужчин. Подобные утверждения ранее появлялись в российской и крайне правой пропаганде в Европе и США, связывая страх перед миграцией с антипатией к Западу.
«Упадок Запада, могущество России»
Карлсон говорит, что США переживают кризис «как Россия в 1990-е», а Россия — «мощная индустриальная держава и близкий союзник Китая». Это сильно преувеличенный образ.
Да, Запад сталкивается с энергетическим кризисом, инфляцией и социальными напряжениями. Россия действительно увеличила военное производство и укрепила связи с Китаем. Но её экономика, по-прежнему, обременена санкциями, зависит от экспорта сырья и далека от западных технологических стандартов.
Таким образом, Карлсон не лжёт напрямую, а складывает частичные истины в нарратив, ведущий к ложному выводу: будто бы либеральный мир рушится, а Россия торжествует.
Почему Карлсон это делает? Идеология, идентичность и расчёт
Антиинтервенционизм и бунт против элит
Карлсон уже много лет позиционирует себя как критик американского истеблишмента. Он выступает против глобализма, «вечных войн» и расширения НАТО. В его глазах Россия — не враг, а антипод западного либерализма: суверенное государство, защищающее традиционные ценности и национальные интересы. Поэтому, говоря о «симпатии к Путину», он часто имеет в виду не самого Путина, а символ — сопротивление доминированию либеральных элит.
Культура и мужественность как политика
Медиа-образ Карлсона построен на риторике «кризиса мужественности» и «упадка Запада». В этой картине Россия представляется миром «настоящих мужчин», страной твёрдых принципов и дисциплины — противоположностью «размягчённой, прогрессивной» Америки. Это миф, но для части аудитории — весьма привлекательный.
Контрпозиция как бренд
Карлсон зарабатывает на противоречиях. В мире, где СМИ борются за внимание, позиционировать себя как «того, кто говорит правду, которой другие боятся» — это бизнес-модель. Защита России и атаки на Украину — часть этого продукта: они шокируют, разделяют аудиторию, привлекают клики и формируют ядро преданных поклонников.
Трампизм и новая правая
Карлсон был одним из главных голосов, поддерживающих Дональда Трампа и идею «America First». В последние недели Трамп смягчил тон в отношении Украины, что поставило Карлсона в неловкое положение. Однако его линия — изоляционистская, антиукраинская и антиэлитная — остаётся привлекательной для части республиканской базы, считающей помощь Киеву «ещё одной чужой войной».
Взаимная выгода пропаганды
Есть и ещё один аспект: Карлсон стал подарком для российских медиа. Кремль неоднократно ссылался на его высказывания в собственной пропаганде, а российское телевидение транслировало фрагменты его программ.
Обе стороны получают выгоду: он — глобальную известность и статус «независимого мыслителя», они — западный голос, легитимирующий их нарратив.
Россия как политическая фантазия
В итоге возникает феномен, который можно назвать мифологизацией России. Для Карлсона и подобных ему комментаторов Москва — не конкретное государство с репрессивным режимом и авторитарной системой, а проекция: «настоящий» народ, не покорившийся либерализму, верный традициям. Это скорее культурная, чем геополитическая конструкция, но она чрезвычайно эффективна в пропагандистском плане.
Проблема в том, что такая мифология стирает грань между анализом и агитацией. Когда российские СМИ используют слова американского журналиста как «доказательство» западного упадка, это уже не личное мнение — это инструмент влияния.
Что это значит для Польши
Эрозия поддержки Украины
Если в общественном мнении — в том числе польском — укоренится убеждение, что «Украина всё равно проиграет», это может ослабить поддержку военной и гуманитарной помощи. А это напрямую влияет на безопасность восточного фланга НАТО.
Усиление разделений
Нарративы о «упадке Запада» и «замене населения» находят отклик у тех же групп, которые восприимчивы к антимиграционной и антиевропейской риторике. В Польше, где темы миграции и безопасности политически взрывоопасны, такие теории легко адаптируются к местным условиям и используются во внутренних кампаниях.
Проверка информационной устойчивости
Польша была и остаётся одной из главных целей российской дезинформации. Карлсон — громкий американский голос, повторяющий российские тезисы — становится для этой машины полезным элементом. Умение распознавать мотивы и контекст его высказываний — часть более широкой общественной устойчивости.
Заключение: между микрофоном и мегафоном
Такер Карлсон — не агент России. Но он стал частью более крупной конструкции, где идеология, личные амбиции и медиальный цинизм пересекаются с интересами Кремля.
В его нарративе Россия — не страна, а символ: бунта против либеральной Америки, тоски по «простому миру», где сила и традиция значат больше, чем компромисс и солидарность.
Для Польши это напоминание: информационная война ведётся не только к востоку от Днепра. Она идёт и в сети, и в телевизоре, и в умах зрителей, которые всё чаще путают громкость с правдой. И порой пропаганда не обязана говорить по-русски, чтобы звучать как эхо Москвы.
Томаш Ференц, Польское радио для заграницы