4 июня 1989 года в Польше состоялся первый тур выборов в Сейм и Сенат. На днях Польша отмечала 32-ю годовщину этого события, в отношении которого нередко используется определение «первые в истории послевоенной Польши частично свободные выборы». Однако собеседник Польского Радио - историк, профессор Богдан Мусял считает, что такое однозначное определение может ввести в заблуждение.
- За эти 32 года многое изменилось. Как же сегодня можно отнестись к самим выборам и ряду предшествующих им событий, таким, как конфиденциальные переговоры представителей коммунистического правительства ПНР и оппозиционного движения «Солидарность», затем Круглый стол? Кто-то скажет, что это было «обретение свободы, независимости» и даже сравнит с 11 ноября 1918 года, а кто-то - совершенно наоборот, считает, что возник новый государственный строй в стиле ПНР-2. Есть мнения, что это была «революция по договоренности», в ходу также определение «трансформация системы». Господин профессор, стоит ли отмечать 4 июня 1989 года как ключевое событие для демократических преобразований?
Богдан Мусял: По моему убеждению, 1989 год для польской истории, конечно, является очень значимым, важным, абстрагируюсь от того, как мы оцениваем отдельные события. Что же касается определения «частично свободные выборы», то я сравнил бы это с выражением «быть немножко беременной». Эти выборы были не свободными, а концессионными, и представляли собой лишь первый шаг на пути к полностью демократическим выборам. Как известно, коммунисты и посткоммунисты никогда не отдали бы власти, но это совсем другая история. Я считаю, что 4 июня - это повод отмечать данное событие, дискутировать о нем, посмотреть на него критически, без особого восторга. Надо представить ситуацию тех людей, которые принимали решения. Это, на мой взгляд, самое существенное. Потому что действительно имела место договоренность между коммунистами и оппозицией. Только я не делал бы в данном конкретном случае упрека в адрес Леха Валенсы, поскольку в 1988 и 1989 годах его люди, соратники, не имели тех знаний, которыми мы обладаем сегодня. Ведь сегодня мы знаем, что в конце 80-х коммунистическая система рассыпалась, экономика находилась в развалинах; знаем, что в 1985-86 годах Кремль запретил Ярузельскому и его банде, его мафии, его безжалостным террористам, использовать силу против оппозиции. В этой ситуации Ярузельский, Кищак, Раковский - это вовсе не какие-то герои, на которых вдруг снизошло просветление, что надо что-то сделать в сторону демократизации. Нет! Они были вынуждены пойти на такие шаги.
- Но некоторые до сих пор их называют чуть-ли не «архитекторами» новой конструкции, какой становилась III Речь Посполитая, «людьми чести», которым надо поклониться...
Богдан Мусял: Да, они большие архитекторы, и нужно им поклониться, но со стороны преступников, коммунистов и других, которые не были наказаны. Потому что они сами создали себе такую систему, чтобы избежать наказания. При этом они преступали закон, который сами же создали. Эти преступники, как сегодня Лукашенко, нарушители закона, стали «архитекторами» III Речи Посполитой, чтобы получить возможность не отвечать перед судом. Более того, многие, такие как Влодзимеж Чажастый (политик и предприниматель, лидер Союза левых демократически сил - прим. ред.), Адам Михник (главный редактор издания Gazeta Wyborcza - прим. ред.) и другие посткоммунисты получили еще и свою выгоду от новой системы. Однако польский народ и польская история никакой благодарности им не вынесет, поскольку это были наместники Кремля, формально и по-настоящему, и действовали исключительно в согласии с Кремлем. Когда летом 1988 года были забастовки, Ярузельский в июле получил приказ из Кремля не применять насилия. Однако не стоит думать, что Горбачев был великим гуманистом. Речь шла о конкретных интересах - экономических, политических. Если бы дошло на насилия в Польше, то его перестройка, которая заключалась в «оздоровлении», спасении преступной коммунистической системы и обреченная на сотрудничество с Западом в связи с необходимостью получения новых технологий, не удалась. Горбачев понимал, что ему нужно спокойствие в странах, скажем так, зависимых от Кремля, в частности, в Польше. И поэтому дал Ярузельскому четкое, без обиняков, указание: никакого кровопролития!
- А, может, сразу нужно было строить новую Польшу, обращаясь к довоенным традициям, вернуть, хотя бы ненадолго Апрельскую конституцию, согласовать перемены с легальным польским правительством в эмиграции и предложить должности полякам, сохранившим властные полномочия, благодаря правительству в Лондоне, включить их в избирательные списки? Было ли вообще возможным в 1989 году строить Польшу на польском, а не советском, коммунистическом фундаменте, которым была ПНР?
Богдан Мусял: Можно ответить, что история не знает сослагательного наклонения: «что было бы, если бы...». В 1989 году была ситуация такая, а не иная. Подчеркну еще раз: людей, принимавших тогда решение, можно критиковать на разные лады, но они не имели полных знаний, что будет происходить, как Кремль будет реагировать. Конечно, сам Ярузельский знал, но не говорил, что ему запрещено использовать оружие, проливать кровь. Он не сказал своим советникам или Валенсе: «Слушайте, я не могу в стрелять в вас, в шахтеров, в рабочих. Мне Горбачев запретил убивать». Был только нарратив, что мы выполняем указания (проявляя тем самым в очередной раз мотив зависимости). И в этих субъективных рамках пришлось действовать. Post factum можно сказать, что это была ошибка. Конечно, это была ошибка. Я не являюсь стороником Леха Валенсы, абсолютно нет, но мне кажется, что в 1989 году трудно было принимать другие решения. Не было такой возможности, коммунисты на это бы не позволили. Ярузельский, Кищак, Михник, который вроде был в оппозиции, но родом из сталинской семьи, этого бы не допустили. В их головах не помещалась такая категория, чтобы обращаться к корням довоенной Польши. Это противоречило всей их родословной, можно сказать. Такие люди, как Михник, чувствовали себя ближе Кищаку, Ярузельскому. Это не было случайностью. Часть оппозиции из «Солидарности», которая имела влияние на перемены, были корни в сталинизме, она стремилась к ревизии коммунизма, а не к независимой Польше. Что касается влияния Советского Союза на события, позволившие коммунистам первоначально сохранить свои позиции, не только в Польше, стал выбор Горбачева на пост Первого секретаря ЦК КПСС в 1985 году. Заметим, что ранее он критиковал Ярузельского за «мягкотелость», не хотел никаких реформ в Польше. Но придя к власти, он отдал себе отчет, в какой ужасной экономической ситуации находится Советский Союз. И согласился на экономические реформы, которые хотел экспортировать в Польшу. Переговоры в Магдаленке проходили по согласию Кремля. Но при этом надо взять во внимание, что не все их участники были бывшими ревизионистами, как Яцек Куронь или Адам Михник.
PR24/iza