В 1949 году коммунисты начали в Польше принудительную коллективизацию. Она заключалась в объединении крестьян в сельскохозяйственные кооперативы. Так появились Государственные аграрные хозяйства (Państwowe Gospodarstwa Rolne -PGR). После 1989 года, когда в результате трансформации и закрытия таких хозяйств многие люди, в них работавшие, с трудом пытались найти себя в новой действительности. При этом еврейские кибуцы — по сути тоже коллективные сельскохозяйственные объединения — по-прежнему действуют, а некоторые даже процветают в Израиле. Но знаете ли вы, что кибуцы были также в довоенной Польше? Общие черты и различия этих способов кооперации — тема нашей исторической рубрики.
А возникла она не случайно, вдохновленная циклом «овощных» фестивалей Центра культуры идиш. В роли главных героев ...картофель, репа, лук, а недавно дошла очередь до свеклы.
Свекла удостоилась такого прекрасного натюрморта в Центре культуры идиш в Варшаве. Фото:facebook.com/centrumkulturyjidysz/
Вот что сказала координатор из Центра культуры идиш Наталья Хмеляж:
Наталья Хмеляж: Идея, в общем-то, простая. Мне кажется, начать легче всего с таких базовых вещей — овощей, фруктов, еды. Ведь еда — она же везде разная, и, наверное, сама жизнь из-за этого тоже немного другая, правда? Здесь все едят, есть своя кулинарная культура, и вообще в каждой культуре она присутствует. Так что отправной точкой для разговора о культуре — шире говоря, и о еврейской, и о польской — стали как раз овощи и фрукты, которые, в какой-то степени, важны для обеих культур.
А поскольку овощеводство — одна из главных областей сельского хозяйства, автор книги «Память о госхозах» Бартош Панек и историк, исследующая еврейские общественные отношения Магдалена Козловка рассказали об истории двух сельхозобразований.
Итак, польские Государственные аграрные хозяйства. Они были похожи на колхозы в СССР?
Бартош Панек: Они ближе к советским совхозам. Колхозы — это, скорее, производственные кооперативы, попытка создать которые в ПНР закончилась неудачей в середине 1950-х. А государственные хозяйства начали появляться после 1945 года, когда Польша восстановилась и сдвинулась на запад. Земли, веками принадлежавшие Пруссии и входившие в Германскую империю — Западное и Среднее Поморье, Любушское воеводство, Нижняя часть и часть Верхней Силезии — стали польскими. Это были плодородные территории, где юнкеры занимались сельским хозяйством. Когда они уехали в Германию, земля была национализирована. Государство должно было как-то ею управлять, но не хотело передавать крестьянам — это противоречило коммунистической идеологии, да и инфраструктуры не было. К тому же в стране не хватало землемеров, чтобы делить участки. Так что создание госхозов стало результатом сочетания прагматизма и идеологии. Польша тогда была бедна, разорена войной. Людей нужно было кормить. В 1945–1946 годах шла активная посевная кампания — даже существовал уполномоченный министр по этому вопросу. Мы знаем, что Владислав Гомулка не поддерживал полную коллективизацию. Его отстранили в 1948 году, а уже в 1949 появились госхозы как новая структура. В 1970-х Эдвард Герек продолжал в них инвестировать, но крестьяне не приняли идею коллективизации. Поэтому госхозы до самого конца существовали как особый институт — замена коллективизированного сельского хозяйства.
История еврейских кибуцов имеет более глубокие корни, не так ли? И след этой истории можно найти в Польше, не так ли?
Магдалена Козловска: Да, в Польше действительно были кибуцы, и их история длиннее, чем история госхозов. Она начинается ещё в начале XX века, на территории Османской империи. Тогда в Палестине переселенцы из бывшей Российской империи создавали общины, где всё было общее — земля, труд, еда. Все были равны: ели одно и то же, одевались одинаково и вместе решали, как жить дальше. Эту идею очень быстро подхватило одно из сионистских движений — социалистический сионизм. Позже она получила развитие в Подмандатной Палестине. Те, кто мог выехать туда по британским визам, выданным ещё во Второй Польской Республике, как правило, были связаны с этим движением, с его социалистическим духом. Они готовились к отъезду заранее — учились, как работать на земле, как жить в таких общинах. Готовились ещё здесь, в Польше, к жизни, которая ждала их уже там, в Палестине. Такой кибуц, нанример, был в Варшаве, в районе Грохув, где выращивали овощи, активно и тяжело работали. Отношение некоторых кругов еврейской общественности к таким кибуцам на тех польских территориях, где они возникали, было неоднозначным. Кроме того, эти кибуцы продавали овощи по сниженным ценам, то есть, имел место демпинг, оскольку для работников кибуца важна была не цена выращенных ими продуктов, а подготовка к отъезду. Тем самым они конкурировали с местными фермерами, и были конфликты.
Бартош Панек и Магдалена Козловска в Центре культуры идиш в Варшаве. Фото: И. Завиша
Интересно, что одной из задач, которую ставили перед собой как польские Государственные аграрные хозяйства, так и еврейские кибуцы, было воспитание «нового человека», для которого коллективные интересы важнее индивидуальных. Насколько это удалось в одном и в другом случае? Начнем с госхозов:
Бартош Панек: Конечно, всё это не сработало на 100 процентов — да, наверное, и шансов особых не было. Но в 1990-е годы постгосхозные сообщества часто описывали прежде всего как места, где «хозяйничали гомо советикус» — люди, настолько сформированные социализмом, что не могли жить в мире либеральной демократии. Им нужна была большая, всеохватывающая структура, потому что госхозы, если сказать прямо, и были такой тотальной структурой. Без неё они просто не могли существовать. Совхозы были инертны, лишены внутренней свободы — и, пожалуй, в этом их главная проблема, их уязвимость. Когда в 1990-е эта структура исчезла, образовался вакуум. Ничто сопоставимое не пришло ей на смену. И людям пришлось самим справляться с последствиями — с проблемами, которые создало им государство.
А если говорить о кибуцах?
Магдалена Козловска: В отношении кибуцев ситуация здесь немного иная. Как я уже говорила, кибуцы создаются с самого начала как «движение снизу» . По крайней мере, в первом поколении это действительно так, хотя идеал достигается не всегда, и на этом пути встречается множество искажений и ошибок. Старшие поколения, судя по сохранившимся документам, действительно ощущали, что они формируют что-то новое, что становятся новыми людьми. Но последующие поколения уже не обязательно продолжают этот путь. У них меньше выбора: кто родился в кибуце, тот уже «отформатирован», и часто это вызывает противоречия — иногда они восстают против системы. Тем не менее тема кибуца всегда была важнейшим мифом Израиля. Она значима, даже несмотря на то, что лишь те, кто пережил изнурительный труд 1950-х и 1960-х годов — «фанаты» кибуца — считались элитой государства, образцовым израильтянином, новым человеком, возведённым на пьедестал. Этот образ постоянно подвергается сомнению и критике, но диалог вокруг него продолжается, в том числе и внутри самих кибуцев, многие из которых пережили перемены 1990-х годов. В Израиле тоже столкнулись со сменой экономической парадигмы и приватизацией в конце 80-х и 90-х. Жителям кибуцев пришлось пройти через эти изменения. У некоторых осталась ностальгия и тоска по старому этосу — общине, которая формировала «нового человека».
Хлопоковое поле в кибуце Шамир (Израиль, 1958 год.). Фото:Autorstwa אין מידע - Shamir Archive via the PikiWiki - Israel free image collection project, Domena publiczna
Автор передачи: Ирина Завиша