В этом году исполнилось 80 лет со времени Ялтинской конференции — события, которое стало одним из ключевых поворотных моментов в истории XX века. В феврале 1945 года лидеры трёх держав-победительниц сформировали послевоенный порядок, определив границы влияния и политическую архитектуру Европы на десятилетия вперёд. Итоги Ялты принесли окончание войны, но одновременно закрепили глубокий раздел континента, последствия которого ощущаются и сегодня. Эта годовщина — повод не только вспомнить принятые тогда решения, но и задуматься о том, как они продолжают влиять на современную Европу и её безопасность.
Ялтинская конференция стала одной из тем научной конференции в Варшаве «Центральная и Восточная Европа на концерте держав». Как известно, Польша оказалась в советской зоне, но о том, куда «поместить» Польшу, что с ней делать после войны задумывались также немцы.
Я пригласила к микрофону одного из её участников, кандидата исторических наук Войцеха Гротта из Гданьска, специалиста в тематике Второй мировой войны. Его доклад как раз касался международной ситуации Польши в период окончания Второй мировой войны в концепции немецкой пропаганды. И не случайно был помещен в сессию, посвященную Ялте.
Поэтому интервью мы начали с вопроса: Какие ключевые нарративы о «польском вопросе» доминировали в немецкой пропаганде Генерал-губернаторства в последние месяцы Второй мировой войны?
Войцех Гротт: Мы говорим о периоде, когда Германия находилась в состоянии широкого военно-политического кризиса. Ситуация была крайне тяжёлой, и нарратив формировался под влиянием текущих событий. С одной стороны, предпринимались попытки склонить на свою сторону польское общество, побудить поляков встать на сторону Германии. Отсюда — различные пропагандистские инициативы антикоммунистического характера. Это была первая основная линия нарратива, активно развиваемая в 1943–1944 годах и в начале 1945 года. Однако с точки зрения международных интересов Польши именно польское правительство в изгнании становилось главным, я бы сказал, объектом удара немецкой пропаганды. И в этом заключается колоссальный парадокс: немцы направляли пропаганду против структуры, которая, по их собственному убеждению, формально не имела никакого значения. Согласно их представлениям, Польши как государства больше не существовало — следовательно, о каком правительстве, тем более находящемся в изгнании, вообще могла идти речь? Тем не менее немцы активно эксплуатировали эту тему в конце войны, стараясь показать, что действия польского правительства в изгнании не оказывали абсолютно никакого влияния на ход войны.
Появлялись ли в пропагандистских документах попытки прогнозировать послевоенный порядок в Европе и место Польши в этом устройстве?
Войцех Гротт: Немецкой пропаганде, я бы сказал, в определённом смысле «повезло»: она оперировала материалом, который не требовал фабрикации. То видение реальности, которое она предлагала полякам, во многом не расходилось с тем, что впоследствии действительно произошло. Немцы — будь то в прессе, листовках или на плакатах — стремились убедить поляков в предательстве западных союзников, в том, что Красная армия, войдя на польскую территорию, приведёт к большевизации Польши, началу репрессий, коммунизации страны, массовых убийств и так далее. И именно так, хотя и в иной форме и масштабах, в итоге и случилось. Польша оказалась в сфере влияния коммунистической России.
Можно ли усмотреть параллели между тем, как судьбы Европы решались на Ялтинской конференции 1945 года, и сегодняшними переговорами о завершении войны в Украине, которые ведутся между США и Россией? Решается ли на этих встречах будущее Европы, включая Польшу, вновь?
Войцех Гротт: Думаю, да, тем более что история многократно показывала: небольшие государства, если им не хватает силы, становятся лишь пешками в руках крупных держав, определяющих судьбы мира. В 1945 году Польша была объектом, а не субъектом международной политики. Сейчас украинцы и Украина как государство находятся в аналогичной ситуации. Хотя положение Украины всё же более благоприятно: украинская армия продолжает сопротивляться России, причём делает это при широкой поддержке Запада. А Запад претендует на своего рода мандат не только участвовать в определении будущего Украины, но и влиять на исход войны. Отсюда и действия, которые мы наблюдаем, а также различные слухи о том, что США заключают какие-то договорённости с Россией или стремятся получить определённые выгоды, чтобы война завершилась тем или иным образом. Это действительно можно сравнить с Ялтой, но также и с ситуацией предвоенного периода — Мюнхенскими соглашениями, когда предпринимались попытки умиротворить Гитлера. Сейчас, к сожалению, можно говорить о попытках некоторых западных политиков умиротворить Путина похожим образом. И в этом смысле сравнение с Ялтой вполне уместно.
Как Вы, как историк, оцениваете риск возвращения к политике «сфер влияния» в современных международных условиях?
Войцех Гротт: На мой взгляд, сферы влияния никогда по-настоящему не исчезали. Однако в Европе, особенно в Центральной и Восточной её части, существовал период относительной стабильности, который фактически завершился в 2014 году, когда Россия — пусть тогда и менее открыто — напала на Украину. Сегодня, как мне кажется, мы наблюдаем процесс формирования нового многополярного мира. С одной стороны — англосаксонский, американский мир, с другой — «русский мир». И при этом существуют Китай, Индия, Бразилия, весь бывший «третий мир», который стремится заявить о себе, причём делает это методами, зачастую неприемлемыми для европейского, западного образа мышления. Возникает вопрос: к чему всё это приведёт? Возобладает ли такая модель мирового устройства, в которой определяющим фактором является не только военная сила, но и ценности гуманизма, человеческое отношение к глобальным разделениям? Или же мы по-прежнему живём в эпоху межплеменных войн, где решает исключительно сила — что Владимир Путин демонстрирует на каждом шагу? Иными словами, остаёмся ли мы в логике XX века, где военная мощь играет ключевую роль?
Что с исторической точки зрения представляет наибольшую угрозу, когда о безопасности региона решают внешние игроки без участия государств, непосредственно заинтересованных в исходе?
Войцех Гротт: История многократно показывала, к чему приводят подобные «игры». Здесь снова напрашивается параллель с периодом перед Второй мировой войной, когда западноевропейские державы пытались умиротворить Гитлера. Укрепляя свою уверенность, он последовательно аннексировал территории, возникшие после разделов. Это впоследствии отразилось и на Ялтинской конференции, когда Сталин забрал себе огромную часть Европы — просто потому, что мог, поскольку его танки стояли именно там, где он хотел продемонстрировать силу. Небольшие государства тогда не имели права голоса. Видение мира, в котором решающее значение имеет лишь то, где и сколько у вас солдат, а не принципы справедливости, к сожалению, не является абстракцией. Мы наблюдаем такую логику уже столетие и, вероятно, будем наблюдать её до тех пор, пока существуют вооружённые конфликты.
Так называемый «ялтинский порядок» в Европе повлиял на судьбы не только государств, но и конкретных людей. Примером может служить судьба профессора Артура Хутникевича, известного историка литературы. Об этом шла речь в выступлении кандидата наук Милены Сьливиньской из Университета имени Николая Коперника в Торуни. Доклад был озаглавлен: «“Я должен заново перестроить и изменить всё своё интеллектуальное сознание…” — размышления Артура Хутникевича о послевоенном, поялтинском порядке в Европе. На основе неопубликованного “Дневника” профессора». Милена Сьливиньска также стала нашей собеседницей.
О чём, на Ваш взгляд, свидетельствует эта цитата профессора Артура Хутникевича?
Милена Сьливиньска: Ялта для меня — трудный исторический факт. Это было крайне тяжёлое событие как для общества в целом, так и для тех, кто оказался в эмиграции или остался в стране. Но я смотрю на Ялту глазами Артура Хутникевича — человека, которого она затронула непосредственно. Его дом, его жизнь во Львове после 1945 года были разрушены. Он был тогда молодым человеком, недавним выпускником полонистики, и потерял всё. В тот момент ему пришлось покинуть Львов, взяв с собой два чемодана книг, и отправиться на земли, которые он совершенно не знал. Сначала он обосновался на Поморье, затем в Валче, а позже — в Торуни, где участвовал в создании факультета польской филологии и где вновь встретился со своим преподавателем, профессором Кухарским. У меня создаётся впечатление, что для поколения людей, родившихся в период восстановления польской независимости, Ялта стала фактором, определившим всю их дальнейшую жизнь, потому что им пришлось искать своё место в принципиально новой реальности.
Видите ли Вы параллели между решениями Ялтинской конференции и сегодняшними переговорами США и России о прекращении войны в Украине, которые фактически касаются будущего мирового порядка?
Милена Сьливиньска: К сожалению, для меня эта параллель ощущается очень ясно. Печально сознавать, что мы не учимся на уроках истории и иногда делаем вид, будто у нас нет исторической памяти — возможно, потому что она слишком тяжела. Но я хотела бы снова обратиться к Хутникевичу, который в своих дневниках называет Ялту позором и предательством. Он формулирует это обвинение в адрес союзников, но также и в адрес польских лидеров того времени, которые, по его мнению, не смогли сделать больше, не смогли приложить дополнительных усилий. К сожалению, действительно — им не удалось изменить ход событий. И сегодня возникает ощущение, что Украина фактически оставлена союзниками, подобно тому, как Польша была оставлена в 1945 году. Эта история должна стать для нас предупреждением — красным сигналом, заставляющим задуматься.
Сам факт того, что судьбы региона обсуждаются между двумя крупнейшими игроками, заставляет многих говорить о возможном возвращении к логике, при которой сильные снова стремятся определять порядок, исходя из своих интересов. Именно это вызывает тревогу в европейских странах, особенно в государствах Центрально-Восточного региона.
Автор передачи: Ирина Завиша
Слушайте передачу в прикреплённом файле.