В Варшаве состоялась встреча с нобелевским лауреатом, писательницей и журналистом Светланой Алексиевич. Встреча была организована Белорусским ПЕН-Центром при поддержке Шведского института. В полностью заполненном зале Нового театра в Варшаве Светлана Алексиевич говорила о том, насколько важны сегодня слова, диалог, разговор, понимание, а также о том, насколько сложно сегодня этого достичь.
Сегодня Алексиевич живет в Берлине. И это уже очередная ее эмиграция, вынужденная, начавшаяся после протестов в Беларуси в 2020 году.
Это вторая моя эмиграция, и, конечно, я скучаю по тем своим родным местам. В силу того жанра, которым я занимаюсь, мне надо жить среди своих людей, слушать, как они говорят, как они смотрят друг на друга, как они движутся... Мой глаз должен очень много видеть, а ухо - слышать. Несмотря на всю нашу технологенность, мобильность новых времен, мы связаны с родными местами почти физиологически. Что-то нас привязывает к закату, к лугу, пейзажам. Это что-то, что даже трудно объяснить.
У меня есть большая комната [в Берлине – ред.], в которой я встречаюсь с друзьями, с теми, с кем хочу поговорить – и о новой своей книге, и о том, что происходит в мире. Ведь мы все немножко сошли с ума от того, что происходит в мире, и хочется с кем-то об этом поговорить. Я не думаю, что даже и абсолютно немецкие люди, и польские, что мы потеряли связь друг друга через слово. Нет, я так не думаю. Не зря Бог нам дал слово, в нём есть такая тайна соединения нас. Другое дело, что иногда, в такое время, как сегодня, попадаешь в отчаяние, даже тогда, когда слово – твоё дело, потому что трудно найти те слова.
Вот и мне сейчас эти слова трудно найти, чтобы мы заговорили, чтобы мы были друг другу интересны. Я не хочу сказать, что слова ничего не делают. Я просто говорю, что иногда от того, что ты не можешь успеть за тем временем, которое так быстро меняется, настоящее становится уже не настоящим. Даже будущее тоже совершенно непредсказуемое, о будущем трудно говорить, о прошлом трудно говорить. Нам нужны, наверное, сегодня какие-то другие слова, может, и другая философия жизни. А мы находимся в поиске, у нас сегодня этого нет.
Нет ощущения, что вот это тот лидер, который нам нужен, что это те слова, которые нам нужны. Всё носит какой-то отпечаток временности, а временность – это сегодня очень опасно, потому что без конца из газет, из наших умов не уходят какие-то мысли о Третьей мировой войне.
Сегодня Светлана Алексиевич работает над новой книгой, в которой, в частности, спрашивает своих героев о времени, в котором мы живем. Это попытка детей отказаться от родительского наследия, вырваться из закрытого круга неволи, оставить свою привычную жизнь, когда есть недоверие к власти. Это тоже книга о бессилии, усталости, но и о надежде и ее невероятной цене, о том, что открылось перед белорусами в 2020 году — во время протестов против диктатуры Лукашенко.
Действительно ли идея свободы, диалога сегодня уже не настолько притягивает людей, как раньше?
Вот два человека, например, сидят друг против друга. Если вдруг у нас получилось то настроение, когда мы говорим не просто о жизни, а о тайной жизни. Несмотря на то, что столько идёт войн в мире сейчас, и война идёт даже в центре Европы, я думаю, что мы, наверное, больше всего говорили обо том, что хочется жить, не хочется умирать. Каждый из нас вспомнил бы какие-то моменты своей жизни, когда жизнь пронзала тебя.
Я однажды, не так давно, как раз перед отъездом из Минска ехала в такси, и ехал такой человек, простой, работяга. И вдруг он мне сказал, что он тоже читал какую-то мою книгу. Вдруг задумался, и сказал: а хочешь, я тебе скажу, что такое жизнь.
Говорит, что у старых грузин была такая особенность, что они на могиле человека, даже если он умирал под 100 лет, писали 5-6 лет. И люди, приезжие, не могли понять, где жил старый человек, а почему так мало лет. Оказывается, что если человек умирал в здравом уме, он вспоминал не всю свою жизнь, а насколько это было возможно, сколько времени он был счастлив.
А в это время все говорят о войне, говорят о революциях, обо всём. А где я, где мое счастье? Я думаю, что современный человек очень задумался об этом. Надеть глупые сапоги, идти умирать, не думаю, что кому-то очень хочется. Но просто время кидает, например, тех же украинских ребят идти и умирать. Но они хотели бы жить. И поэтому я думаю, что, несмотря на 21 век, мы всё-таки живём в каком-то новом средневековье ещё.
А как насчет этого «красного человека»? Он еще существует?
Конечно, мы все где-то ещё лет 30 назад были наивны. Мы думали, что умер коммунизм, мы думали, что умерла эта красная идея и красный человек, который был поглощён ею. Но мы оказались наивными, потому что если брать человека социализма... Десятки лет сидел в лагере, не может же он выйти за ворота лагеря и тут же быть свободным. Вот эти мифы, они сидят в глубине сознания, они более сильны, чем наши слова, потому что они там, под сознанием. И поэтому коммунист ещё не мёртв, и поэтому эти красные человечки гибнут в Украине.
Я была в Афганистане и написала книгу об этом, но тогда ни одна из матерей, ни один из ребят, с которым я там разговаривала в Кабули или в других афганских городах, не поддерживал войну. Они в основном ненавидели коммунизм. А сейчас достаточно войти только в YouTube русский или в белорусский YouTube. Люди, особенно русские, люди гибнут, чтобы купить холодильник, заплатить ипотеку.
Другой человек говорил: «Пойду на войну, ненавижу хохлов». «За что ненавидите?», - спрашиваю я. «Ненавижу и всё».
Я могу честно признаться, что со словами у меня сейчас очень сложно. Я пишу новую книгу, но очень сложно, потому что я не знаю, как пробиться к этому посткрасному человеку, пока не знаю.
Марьяна Криль